Место под рекламу

80 лет Победе! Зиновий Герд. Обгрызла война мою ногу на восемь сантиметров. и еще не сгибалась в колене

80 лет Победе! Зиновий Герд. Обгрызла война мою ногу на восемь сантиметров. и еще не сгибалась в колене

Но впереди минера ждала большая слава...

— Cколько вам лет? — Военком смотрел в документы. — Вижу, 24. А я бы и 17 не дал! Вид какой-то у вас… Чем болеете? И вообще... Куда собрались? У вас же двойная бронь! Хм... — На фронт! — зло сверкнул глазами невысокий худенький паренек. — Не буду тут отсиживаться! Товарищ военный устало потер лоб: — Ладно. Пишите заявление. И Залман Храпинович радостно выхватил лист, после чего примостился за длинным столом…

В Москву Зяма перебрался в 1932 году в 15 лет из города Себеж Псковской области. Поступил в фабрично-заводское училище электрозавода. И сразу стал играть в ТРАМе — театре рабочей молодежи, организованном Валентином Плучеком. Через два года устроился электриком в Метрострой, что не помешало быть зачисленным и в труппу. Выступал Залман Храпинович под творческим псевдонимом Зиновий Гердт, а в 63-м оформил на это имя и паспорт.

Когда началась война, электрик-артист получил сразу две брони: в Метрострое и в театре. Но, как и многие, рвался «бить фашистскую мразь». Начальство и слушать ничего не желало. Особенно в ТРАМе. — Нас переформировывают во фронтовой театр, — объясняли 33-летний драматург Алексей Арбузов и режиссер Валентин Плучек, которому был 31 год. — Так что нюхнешь еще пороху! Но парень уперся. И добился-таки своего! — На передовую я попал лишь в июне 1942 года, — рассказывал Зиновий Гердт (†80). — Ведь меня как имеющего техническое образование определили в военно-инженерное училище на курсы саперного дела. Оттуда вышел младшим лейтенантом. И был отправлен командиром саперного взвода 81-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской дивизии на Воронежский фронт. — На Дон, между Старым и Новым Осколом, — уточнял народный артист СССР. — Приехал и впервые увидел убитых. Это так страшно! Лежит мальчик с черным лицом, по нему ползают мухи... Притом что лето и жутко, нестерпимо отвратительно пахнет! Потому что тело разложилось. Я перепугался... Сильно... До дрожи... В августе 42-го под Воронежем развернулись тяжелые бои. 25-я дивизия штурмовала село Сторожевое 1-е, которое удерживали венгры. Плацдарм был взят за 13 дней. Минер Залман Храпинович получил небольшое ранение в правую ногу, сильную контузию, медаль «За отвагу» и две звездочки на погоны — стал гвардии старшим лейтенантом.

До января 43-го плацдарм удерживали от наскоков фашистов. И однажды Зяма чуть не погиб. — С другом разминировали наши же мины, которые теперь были у нас в тылу, — рассказывала знаменитость. — И, когда вся работа была сделана, я вспомнил, что в овражке остались еще две. Начал разминировать. И вдруг чека выскользнула из рук, упала в глину, а стержень десятикилограммовым усилием пружины заскользил между моими пальцами. В какую-то долю секунды ногтем большого пальца я попал в крошечную щербинку — и это предотвратило взрыв. 10 килограммов удерживал одним ногтем! А потом умудрился вставить на место чеку. И тут, когда смерть выпустила меня из своих лап, почувствовал дикий страх, побелел и лег на мокрую землю. Волна теплой крови поднялась снизу вверх по моему телу, пошевелила волосы на голове, а во рту я почувствовал железистый вкус. В январе 43-го со Сторожевского плацдарма началось Острогожско-Россошанское наступление. «Мы за несколько дней продвинулись на запад на 40 километров, — радостно писал минер Храпинович 24-летней жене Маше Новиковой. — Мадьяр бежит некрасиво. Бог ты мой, до чего ж сопливые!.. Время — кипяток! Двигаем на запад, пленные тучами, трофеев до черта, освободили кучу населенных пунктов. Народ встречает здорово...» Но было и много горького. Гибли товарищи. — Особо запомнилась смерть бывшего моряка Борзых, — вздыхал Зиновий Ефимович. — Мы бежали по полю, и вдруг Вася упал. А когда принесли в деревню, попросил не заносить его в сарай — хотел смотреть в небо. Сказал: «Дайте мой вещевой мешок». Достал оттуда тельник, бескозырку и морской воротник. Поднес к глазам, а потом развел руки. И запел: «Раскинулось море широко...» Вася Борзых пел, смотрел в небо и плакал. И мы все плакали тоже. А через пять минут моего друга не стало... В феврале 43-го закончилась война и для Зямы. На подступах к Харькову старлей со своими саперами под огнем фашистов разминировал поля для прохода наших танков. И вдруг почувствовал удар. «Саданул меня ворог из танка снарядом, — написал потом минер Храпинович супруге. — И осколок врезался в кость левого бедра, повыше колена. И натворил там дел скверных». Вот так. — В этом поле за городком Дергачи, быть может, мне и лежать вечно, если бы не 19-летняя санинструктор Верочка Ведина, — продолжал Зиновий Гердт. — Спасла меня, пронеся на своих ручках с километр. Вообще, при таком ранении очень интересное ощущение — будто оглоблей ударили! Я упал. И вижу, как моя левая нога сама собой ходит, словно хвост дракона. И тут я понял, что ее у меня больше просто нет! С Верой Вединой актер потом дружил всю жизнь. А в 90-х помог через мэра Москвы Юрия Лужкова въехать в новую квартиру.

Награду за этот подвиг — орден Красной Звезды — Залман Храпинович получил осенью 47-го. К этому времени наконец выбрался из госпиталей. Ведь на лечение ноги ушло... четыре года! — Сначала лежал в Белгороде, — вспоминал любимец публики. — Там не было гипса, лекарств и перевязочных средств. Город-то только освободили! Была шина, проволочная, она выгибалась по форме сломанной ноги. А в ней выбито восемь сантиметров кости над коленом. Вздохнуть или чихнуть — не дай бог! Я терял сознание от боли. Затем меня перевезли в Курск, где сделали первую операцию. Потом — в Новосибирск, где я перенес еще три. Там был жестокий военный хирург, который говорил, что чем больше раненый на столе кричит, тем меньше он страдает потом в койке. Под местной анестезией долбил эту мою кость. Три раза! Негодяй! Сволочь! Но действительно, через час было уже не так больно, как после наркоза! Потом меня переправили в Москву. И здесь состоялись главные операции — шесть штук! Но нога все равно не заживала! Выпускали меня из госпиталя пару раз на костылях, а я быстро возвращался. Потому что только начинающее срастаться опять обламывалось. Меня стали готовить к ампутации. И тут появилась волшебница — хирург Ксения Винцентини! А знаете, кто был ее муж? Конструктор Сергей Королев! Он тогда в тюрьме сидел. Конечность Ксения Максимилиановна мне собрала, сделав 11-ю операцию. Но короче стала. Обгрызла война мою ногу на восемь сантиметров. И еще не сгибалась в колене. Зяма Храпинович был признан инвалидом третьей группы. Но впереди минера ждала большая слава... О фронтовых месяцах народный артист СССР не забывал никогда. Часто снились бои и погибшие друзья. — Каждый мирный день воспринимаю как чудесный подарок судьбы, — говорил Зиновий Гердт. — Хоть раз в сутки обязательно мелькает мысль: «Я живой!» И у всех, кто прошел войну, твердое ощущение, что жить надо достойно...