Место под рекламу

Владимир Конкин. Высоцкий считал меня комсомольским холуем!

Владимир Конкин. Высоцкий считал меня комсомольским холуем!

На съемках «Места встречи изменить нельзя» звезды с трудом удерживались от мордобоя

На Высоцкого смотрели, как на небожителя, — вспоминает Владимир Конкин. — Вот он — живой диссидент! Такие песни! Драный голос! Это же потрясающе! И я тоже благоговел. Восторгался. Восхищался. До поры до времени. Пока не пришлось работать вместе. Актеры, играющие Глеба Жеглова и Володю Шарапова, отличались по характеру не только на экране, но и в жизни. Более того, на съемках «Места встречи изменить нельзя» звезды с трудом удерживались от мордобоя. — Высоцкий очень быстро разочаровал. И не только меня, — объясняет Владимир Конкин. — Почти все люди в студиях и на площадках довольно скоро понимали, что Высоцкий — это три буквы, причем сразу, если ему что-то не по нраву. Часто это был хам, грубый и прямолинейный человек. В отличие от меня. Их отношения не сложились сразу — 40-летний певец с первого дня съемок стал цепляться к молодому напарнику. — Изображал из себя наставника с большим опытом, — усмехается заслуженный артист России. — Делал замечания, одергивал, проходился по манере игры, «неверному пониманию образа Шарапова» и так далее. И все это — с отборным матом. Конкин, несмотря на молодость — 27 лет — имел за плечами 10 фильмов, в четырех из которых сыграл главные роли. И поэтому считал себя актером опытным, не нуждающимся в советах, «тем более — в такой манере». Неудивительно, что «Жеглов» бесил «Шарапова» неимоверно! И лишь через несколько месяцев парень узнал, что у Высоцкого были свои причины для предвзятого отношения.

— Во-первых, на роль Володи Шарапова Владимир Семенович хотел своего друга Ивана Бортника, — говорит актер. — Но Станислав Говорухин, увидев мои пробы, сказал: «Играть будет Конкин». Вообще, Высоцкий был близким другом Говорухина, ему позволялось высказывать свое мнение по любому поводу и делать замечания всем и вся. Поэтому Высоцкий пользовался своей луженой глоткой чаще, чем нужно. Но тут режиссер уперся. И Бортнику достался Промокашка — «шестерка» из банды «Черная кошка». Друзья были разочарованы! Особенно — Высоцкий, ведь рядом с Иваном он смотрелся бы более выигрышно. Гордому барду приходилось подкладывать специальные резиновые вставки в ботинки, чтобы он мог смотреть высокому Конкину в глаза, а не в область шеи. Все это Высоцкого раздражало. — Вторая причина плавно вытекает из первой, — продолжает Владимир Алексеевич. — Поскольку на моей кандидатуре настоял режиссер, поэт решил, что Говорухину спустили директиву свыше на «мажора». Высоцкий считал меня комсомольским холуем! Иначе, мол, откуда у Конкина черная «Волга»? А то, сколько я вкалывал на нее, это никого не интересовало. А у самого Семеныча был «мерседес». Но все прекрасно знали, что никакого «мерседеса» не было бы и умер бы Высоцкий под забором на 10 лет раньше, если бы не появилась Марина Влади! А я честно один всю жизнь пахал на себя и семью! Жена моя не работала, а занималась домом и детьми. Не добавляла любви и разница в гонорарах. Ставка заслуженного артиста Украинской ССР и лауреата премии Ленинского комсомола Конкина составляла 52 рубля в день. А Высоцкому, не имевшему никаких званий, должны были платить всего 13. Путем разных ухищрений Говорухину удалось выбить другу 42 рубля. Но ведь это все равно меньше, чем Конкину! И однажды отношения между двумя Владимирами до того накалились, что обиженный «Шарапов» решил все бросить и уехать со съемок. — Спас ситуацию, да и меня самого от опрометчивого шага Витя Павлов, который играл Левченко, — вспоминает Конкин. — Заметив мои сборы, предложил пройтись. И на улице вдруг начал читать сценарий. Да так уморительно, что я чуть не помер со смеху. Не мог идти, ножки крестиком были, задыхался от хохота. Вот так этот гений вырвал из меня клещами ржавый гвоздик сомнений и горечи! Я остался работать. Много позднее осознал, что поскольку четверть картины уже была снята, меня все равно бы заставили вернуться. Только стал бы я изгоем, малодушным типом, предавшим товарищей из-за личного конфликта! Витя не дал мне совершить эту ошибку, за что я ему благодарен. Ну, а что Высоцкий? Порой казалось, что и с ним налаживаются отношения. Любимец публики мог, например, пригласить «Шарапова» к себе домой и угощать невиданными тогда для советских граждан чаем «Липтон» и деликатесами из Франции. — Но на площадке эти «потепления» опять превращались в «похолодания», — вздыхает Конкин. — Еще и потому, что настроение у Владимира Семеновича скакало. Вот он — добрый, прекрасный, замечательный, а через три секунды — ор, вопли, чего только нет! То смеется, веселится, то вдруг — раз! — что-то переклинивает, и пошел скандал, полился мат. Я не привык к такому, это было мне в дикость. Думал: «Какая-то свинская ситуация!» Кто ж знал, что причина таких перепадов — пагубная зависимость Высоцкого, его страшная болезнь, ломка. Это мы уже потом все узнали... Но при этом все равно Владимир Семенович оставался Поэтом. Обладал огромной внутренней силой. Был личностью мощной. И я, злясь, обижаясь и раздражаясь, не мог не любить его. Ну, а наши стычки... Благодаря им спорящие Жеглов и Шарапов так натурально и смотрятся в кадре. И я благодарен судьбе, что мне посчастливилось работать с Высоцким.