Валентин Смирнитский: «Мне сломали нос, да еще и выгнали из школы»
А потом пришло страшное горе.
Разгильдяй и драчун! – выговаривали Елене Смирнитской директор и завуч. – Обидно! Парень-то умный! Но учиться не хочет! Вот пусть и будет шпаной!
Женщина тяжело вздохнула. Что ж, придется сыну доучиваться в другом месте.
Со мной обошлись несправедливо, – настаивает Валентин Смирнитский. – Мне сломали нос, да еще и выгнали из школы!
«А я все равно был шелупонью»
Валя родился в июне 44-го в семье старшего редактора Центральной студии документальных фильмов Георгия Смирнитского и его жены-домохозяйки Елены. Когда мальчику было восемь лет, появилась на свет Маша.
Жили на Арбате в коммуналке на 11 семей. Занимали две большие комнаты. В одной обитали родители с сестрой, в другой – Валя с дедушкой и бабушкой.
Сергей Николаевич до революции был генеральным прокурором Тифлиса, – хвастается 79-летний народный артист России. – А Александра Федоровна трудилась в Московском военном округе почти до смерти. Дед сидел дома, ухаживал за мной и поучал. Родители папы – тоже из дворян. Военный врач: сначала в царской армии, потом в Красной. А его жена – наполовину немка – вела дом. Дедушки и бабушки занимались со мной литературой, языками, музыкой, водили в церковь, прививали манеры. Воспитывали, как барчука. А я все равно был шелупонью.
Ну а что вы хотите? Послевоенное детство! Каждый арбатский пацанчик «закреплялся» за своей бандой. И дрались стенка на стенку. Потому Валя с малых лет ругался матом, махал кулаками, управлялся с финкой, курил, потягивал портвешок и отпускал похабные шуточки в адрес окружающих.
Отец прививал мальчику интерес к киноитеатру. Но о сцене озорник и не помышлял: «Скукотища!» Но в седьмом классе учительница литературы как-то привлекла оболтуса в драмкружок. Валентин сыграл в спектакле «Ревизор» Ивана Хлестакова, сорвал аплодисменты и стал звездой школы.
«Саркома мозга. Неоперабельная»
Только вот учеба шла из рук вон плохо. Смирнитскому просто было лень. Ведь все науки давались легко, особенно физика и математика. Учителя уговаривали взяться за ум. Бесполезно! Гораздо интереснее было носиться по улицам.
Я себя считал крутым. Мол, на фиг мне эти ваши учебники? – признается актер. Ну и довыделывался…
В девятом классе влюбился в одноклассницу, хорошистку с длинными косами. Был уверен, что ответит взаимностью.
А девочка предпочла другого, – жалуется звезда. – О, как меня это взбесило! И я налетел на этого пацана драться. Это было грандиозно! Под улюлюканье толпы. Откуда мне было знать, что соперник – боксер? Я с ним не общался. А если бы и знал, мне было плевать! Ну и спортсмен меня отметелил. И нос сломал.
«Побоище» стало для руководства школы последней каплей. Боксера отчитали:
В следующий раз окажешься на учете в детской комнате милиции!
А Смирнитского исключили из школы.
Фрукта этого оставили, потому что был отличником, – объясняет Валентин Георгиевич. – Перебивался бы, как я, с двойки на тройки, вылетел бы!
Пришлось идти в вечернюю школу. Но для этого нужно было работать. И хулиган устроился почтальоном. А потом – на завод разнорабочим. Там парня вроде как научили вытачивать детали. Но большую часть времени Валя проводил за болтовней с рабочими, а в обед бегал покупать для них водку.
Родные знали, охали и ахали. А потом пришло страшное горе…
Папа упал и ударился головой, – вздыхает Смирнитский. – Образовалась огромная шишка. Постепенно она рассосалась. Но отца стали мучить головные боли. В больницу не шел, мол, нет серьезных оснований. И довел себя до беды. Однажды на улице потерял сознание. Увезли на скорой помощи. И выяснилось страшное. Саркома мозга. Неоперабельная.
«Кожа просто гнила!»
Это случилось летом 1961 года, когда Валя сдавал экзамены в Театральное училище имени Бориса Щукина.
Я посещал театральную студию, – вспоминает звезда. – И там понял, что актерство – это мое. Решил поступать в вуз возле дома. Конкурс был сумасшедший: 1 000 человек на место! Но меня это не смутило. Ведь рядом с домом же! Не поступлю сейчас, значит, буду пробовать на следующий год. Но меня взяли с первого раза.
А тут такое ужасное известие… К сентябрю Георгия Ивановича выписали. Ему были положены сильные обезболивающие, но они скоро перестали действовать. Мужчина мучился страшно! Стонал и кричал.
Это все так ужасно! – смахивает слезы актер. – Боли достигли апогея. А опухоль продолжала расти. Вырвалась наружу, стала разъедать красивое лицо. Кожа просто гнила! И ничего не помогало! А тут еще бабушка заболела. И все упало на плечи мамы. Ей пришлось ухаживать сразу за двумя тяжелобольными, заниматься воспитанием Маши и содержать семью. Пришлось начать работать.
В кинотеатре «Наука и знание» мама занималась кинопрокатом. Молодость жестока. Я перестал бывать дома. Мне было тяжело там находиться. Не желал видеть страдания отца. Не хотел слышать его стоны… Папа мучился три года. А я учился и крайне редко навещал семью. Там все было пропитано запахом страшного горя и смерти. Я не хотел, не желал погружаться в это! Отец умер в марте 1964 года, через неделю после своего 59-летия. И лишь после его смерти я осознал, насколько виноват перед папой и мамой за свое отвратительное малодушие…