Шпана, а не ребенок: как Лев Дуров лупил директоров школ и держал в страхе весь район

У Высоцкого есть песня «Я рос, как вся дворовая шпана», — посмеивался Лев Дуров (†83). — Про меня! В яблочко! Соседки качали головами: «В семье не без урода!» Вот и у интеллигентной четы Дуровых — Вали, работающей в военно-историческом архиве, и Кости, специалиста из «Союзвзрывпрома» — «народился шантропень». Головная боль родителей! Отпетая шпана, он лупил директоров школ и держал в страхе жулье!

«Ну что, немец?! Чего не скалишься?!» В Москве было четыре криминальных района: Марьина Роща, Измайлово, Сокольники и наше Лефортово, — рассказывал народный артист СССР. — Жизнь ребятни этих мест проходила в голубятнях. Там собирались все: карманники, домушники, гопстоповцы, хулиганье. Но никто ни на кого никогда не стучал! Я был из тех пацанов, что плохо учились, говорили «на мате», цыкали сквозь зубы, курили «бычки-слюнявки» и были желанными гостями в милиции: за драки и «нарушение общественного порядка». Взрослые жулики меня уважали. А ровесники побаивались. Знали: морду, если что, разворочу «на раз-два». Но хлестались мы до первой крови. А потом мирились! Левке было девять лет, когда началась война. Враг встал у Москвы, отец ушел на фронт, на людей посыпались похоронки, а на город — бомбы. Среди них «зажигалки», — вспоминал Дуров. — Обезвреживала их в основном ребятня. Я сам почти 50 штук затушил. И вот однажды, стоя на крыше и пихая бомбу в песок, Лева увидел низко летевший немецкий самолет. Летчик сидел в кабине, смотрел в упор на мальчишку и ухмылялся. А потом нагло так подмигнул! — объяснял Дуров. — И улетел, куражась от своей безнаказанности. Ох, какая ярость поднялась во мне! В злобе я орал в небо что-то очень нехорошее... А в 44-м, когда пленных немцев вели по Москве, Дуров... увидел «своего» фрица! Я узнал его, он же мне постоянно снился, — говорил артист. — И заорал: «Эй, посмотри на меня! Вспомнил?! Ну что, немец?! Чего не скалишься теперь?!» Летчик поднял глаза, вздрогнул и побледнел. Узнал... Во время войны Левка впервые проявил свой артистический дар. Мы, пацаны, ходили в госпиталь к раненым, — сообщал мэтр. — Читали стихи, пели, плясали. Я исполнял частушки. Например, такие: «Сидит Гитлер на заборе, просит кружку молока, а колхозник отвечает: «Хрен сломался у быка!» «Будешь знать, дылда, как детей бить! А вот с учебой в школах у Левы не складывалось. Выгоняли за разное, в том числе за подножки или «нечаянное» бодание в живот взрослых, — смеялся Дуров. — Но однажды я ушел сам, после первой же перемены. Директором той школы была дама с погонялом «Таракан». Громадная и с усами, как у Буденного. На перемене я подрался с новыми одноклассниками. А «Таракан» отлупила меня по лбу большим ключом! Приговаривая: «В нашей школе драться нельзя!»

Я этот ключ у нее выхватил и, встав на бочку из-под фикуса, надавал им «Таракану» по башке. Тоже приговаривая: «Будешь знать, дылда, как детей бить! А как-то Леву привел домой, держа за ухо, милиционер. Дурова поймали на «месте преступления» вместе с его «бандой». Застукали за любимым развлечением! Мы на помойке кошек ловили, — каялся Лев Константинович. — И спускали их с крыши по водосточной трубе. По знаку пацана, что стоял внизу на шухере. Завидев прохожего, он давал отмашку. И орущий кошак несся вниз. Вырывался из трубы и хватался за ногу обреченного! Тот начинал вопить и срывался с места. А кошка боялась отцепиться! Вместе они неслись до автобусной остановки, где их уже расцепляли люди. Мы хохотали до слез! Но как-то «жертвой» оказался милиционер...

Леве везло, что в семье Дуровых было правило: детей нужно воспитывать словами, а не ремнем. Но однажды терпение отца кончилось.

«Для меня открылся другой мир!» Добился-таки, что папа выпорол, — вздыхал актер. — От войны осталось много трофейного оружия. У меня на чердаке была спрятана даже пушка-пулемет с «Юнкерса-88». И вот дома разбирал парабеллум. Вдруг слышу — отец идет. Ну я и пихнул парабеллум под кровать, а патроны... в печку! Они как давай рваться! Когда пальба кончилась, отец отлупил меня. Знатно! Три дня сесть не мог. «Дуров, сядь!» — злились учителя. «Не могу, — шептал. — У меня чирей!» Но когда все поджило, опять взялся за свое! Будущей звезде маячила перспектива стать уголовным авторитетом. Но однажды случилось чудо... После очередной драки его остановил знакомый пацан: «Слушай, Седой, не надоело кулаками махать?» — «Ча-а-аво?!» — «Да ничаво! Пойдем со мной в драмкружок!» Я вдруг вспомнил свои выступления в госпитале, — улыбался мэтр. — Вытер кровь с разбитого носа и решил: «А пойду!» Для меня открылся другой мир! Сцена захватила целиком. С трудом «вытянув» аттестат, поступил в Школу-студию МХАТ. И вскоре... стал получать за отличную учебу повышенную стипендию. Удивительные вещи творит найденное по душе дело...