В графе «отец» — прочерк: за что мать Владимира Стеклова заклеймили «подстилкой»
Своего родителя актер видел всего два раза.
Владимир Стеклов
Перебирая у мамы альбомы, Владимир Стеклов вытащил снимок, от которого вдруг заныло сердце: улыбающийся мужчина держит на руках малыша… Актер вспомнил, как делали этот снимок. Папа приподнял трехлетнего Володю над собой и закричал:
– Сынку! Сынку!
В общем, больше ничего на память у звезды не осталось. А своего отца актер видел всего два раза.
«Уезжать надо от греха подальше!»
Шел первый послевоенный год. Мария Стеклова после окончания вуза работала по распределению бухгалтером в Казахстане, под Карагандой, в поселке Долинка, где жили и сотрудники управления Карлага, и отбывшие срок «сидельцы». Там 26-летняя Маша и встретила ровесника Сашу Финзеляу, осужденного по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР «Контрреволюционная деятельность».
– Лишь из-за того, что был немцем, – вздыхает 75-летний народный артист России. – Когда-то предки перебрались из Пруссии в Поволжье. Но с началом войны всех депортировали в Коми, Сибирь и Казахстан. А некоторые оказались в лагерях. Мои родители влюбились, когда срок отца подходил к концу.
Через пару месяцев Саша освободился. Но с поражением в правах: нельзя голосовать, занимать многие должности, жить в крупных городах… жениться и иметь детей. Родители жили в гражданском браке. Через год Мария забеременела. Сын появился на свет в начале января 1948 года. Девушка записала ребенка на свою фамилию. Финзеляу этого не позволили. И в графе «отец» поставили прочерк.
О сыне Маша сообщила маме Агриппине Стекловой. Та в ответ обрушила поток писем, уговаривая вернуться домой, в Астрахань: «Уезжать надо из Казахстана от греха подальше! Думай о ребенке! Мальчишке придется отвечать за отца-антисоветчика!» Через полтора года Стеклова сдалась и уехала в Астрахань, оставив любимого в Караганде. Расставались «с горем и льдом в душах», понимая, что вряд ли смогут воссоединиться.
Воспитанием мальчика занялась бабушка – маме было некогда. Она устроилась бухгалтером в трест Астраханпромжилстрой, затем взялась еще работать и в Народном театре. Домой приходила поздно. Бывало, работала без выходных.
Думал: «Папа погиб, защищая Родину»
Однажды бабушка собрала Володю, и они поехали в… Караганду.
– Тайно, – рассказывает актер. – Решили, что Александр Густавович должен хоть раз меня увидеть… В сознательном возрасте мне стало сниться, что отец поднимает меня над собой, любуется: «Сынку!» Но я был уверен, что это полет фантазии. И, когда обнаружил снимок, пришел в шок.
Тут-то и хлынули воспоминания! Вот бабуля говорит: «Сашк, привезла Володьку, Мария наказала. Гляди, как вырос! Нос точно твой!» Вот мужчина лежит на кровати с шишечками, хватает меня, смеется, подкидывает… И так защемило в душе!
«Боюсь, когда в меня стреляют»: 10 откровений Владимира Стеклова
Безотцовщиной Володя себя никогда не ощущал.
– Мама замуж не вышла, – объясняет звезда, – видимо, сильно любила отца. Просто время было послевоенное, папы у многих не вернулись с фронта, детей воспитывали одни женщины. Мы почти все были безотцовщина!
Марию Стеклову все уважали. Скромная, добрая. Сын хулиганистый? Так они все, мальчишки, такие. А без мужской руки как справляться? Но Вовка мать как огня боялся!
– Была строга, – смеется актер. – Лупила меня нещадно! Тяжелыми счётами, бывало, даже в меня кидала. Особенно из-за учебы. Я после пятого класса учился очень плохо.
Разговоров об отце женщина избегала. Вова думал: «Ей просто больно, ведь папа погиб, защищая Родину». А потом соседи узнали-таки, от кого родила Мария Гавриловна…
– Маме в спину шипели: «Немецкая подстилка!» – вздыхает Владимир Александрович. – Она терпеливо это сносила. Может, и горько было, но виду не показывала. Многие пострадали от войны, понять чувства можно было. Не станешь же всем объяснять, что немец еще не значит фашист. И что немало воевало и на советской стороне.
А уж мой отец всю войну в лагере провел. Ни за что. Вот и терпела. А негатив постепенно сошел на нет. Я на себе его даже не ощутил. И как-то спокойно воспринял правду об отце.
В 15 лет Володя решил записаться в театральную студию.
– Да это друг, – машет рукой Стеклов. – Сказал: «Давай пойдем!» – «Зачем?» – «Ну там девчонок много! Будем тоже!» Чего «тоже», не объяснил. Но «девчонок много» звучало как весомый аргумент. Пошли. Я зачитал «Письмо к женщине» Сергея Есенина, перевирая при этом все звуки, ибо с дикцией была беда.
Сначала в зале хохотали. Как же мне хотелось зарыдать! А потом вдруг установилась тишина, и… раздался гром аплодисментов. И меня взяли! Поставив условие, что за год я должен справиться со своей безобразной дикцией.
«Что посеешь, то и пожнешь»
Мальчик справился. А после школы поступил в Астраханское театральное училище. Весной 1967 года, оканчивая первый курс, Володя Стеклов узнал, что отец… уже 10 лет как реабилитирован.
– Приехал в Караганду, – вспоминает актер. – Встретились. Но никаких чувств я… не испытал. Не было никакого сыновьего трепета. Зато обрадовался, что я, оказывается, уже не один, а есть брат Валера, он тогда учился во втором классе, и сестра Алла! На их матери Александр Финзеляу женился сразу после реабилитации…
Больше отца я не видел. И на похороны не ездил. Ну не было у меня к нему чувств! Лишь раз что-то екнуло, когда ту карточку увидел… А чему удивляться? Ведь и папа мною не интересовался. Что посеешь, то и пожнешь. А вот с братом и сестрой мы очень близки.