Ухлестывал Ленин и боготворил царь: что известно о «двойной» жизни Тэффи

Когда в 1913 году составлялся юбилейный сборник, посвященный 300-летию дома Романовых, и царя спросили, кого из писателей он хотел бы в нем видеть, его ответ прозвучал почти как клятва на Библии: «Тэффи! Только ее. Никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!»

Бледная Луна

Семья петербургского профессора криминалистики А. В. Лохвицкого, известного своим ораторским искусством и остроумием, и его жены-француженки, урожденной де Гойер, была многодетной. Старший сын Н. Лохвицкий дослужился до генерала. Остальные дети стали литераторами. В этой семье свято хранили память о прадеде Кондратии Лохвицком, писавшем мистические истории, в этой семье сочиняли все. Дети писали стихи.

«Занятие это считалось у нас почему-то постыдным… Вне подозрений был почему-то только самый старший брат, существо, полное мрачной иронии. Но однажды… в его комнате были найдены обрывки бумаг с какими-то поэтическими возгласами и несколько раз повторенной строчкой: «О Мирра, бледная луна!» Открытие это произвело столь сильное впечатление, что старшая сестра Маша, став известной поэтессой, взяла себе псевдоним Мирра Лохвицкая.

15-летняя Надя и 13-летняя Елена договорились: «Не мешать Мирре, и, только когда она станет знаменитой и наконец умрет, мы будем иметь право печатать свои произведения».

Через 18 лет это предсказание сбылось: Мирра Лохвицкая умерла в 1905 году, и в том же году засияла на литературном небосклоне звезда Надежды Лохвицкой, писательницы и поэтессы, более известной под именем Тэффи.

Смейся!

Популярность Тэффи в начале ХХ века была невероятной. Стоило писательнице опубликовать любую басню, фельетон, юмореску — к вечеру ее шутки и каламбуры повторял весь город. Выпускались духи «Тэффи», продавались конфеты «Тэффи»… Однажды Надежда Александровна, наевшись «своих» конфет, пошутила, что пресытилась собственной славой.

Ее талантом восхищались, ее расположения добивались столь не схожие личности, как Распутин, Ленин, Керенский, Розанов и Коллонтай! Романсы на ее стихи пел Вертинский.

Но не стихи, которые Тэффи писала всю жизнь, снискали ей популярность, а потрясающие рассказы, полные юмора и парадоксов. Она не интересовалась политикой или мировыми вопросами. Ей были любопытны человеческие типы, дети и животные. «Смейся!» — говорили мне читатели. «Смейся! Это приносит нам деньги», — говорили мои издатели… И я смеялась. Юмористка кормит поэтессу», — грустно констатировала писательница.

Псевдоним

Как она стала Тэффи, Надежда Александровна поведала в рассказе «Псевдоним». Будучи суеверной, она решила взять себе имя… везучего дурака. «Самой судьбой за идеального дурака признанного. Звали его Степан, а домашние называли Стэффи. Отбросив из деликатности первую букву (чтобы дурак не зазнался), я решила подписать пьеску свою «Тэффи» и, будь что будет, понесла ее прямо в дирекцию Суворинского театра».

Мало кто знает, что Надежда Александровна к своим пьесам сочиняла еще и… музыку. Музыкальность она унаследовала от матери.

Маргарита Морозова: почему жену текстильного магната называли Сказкой

Пьяные дни

В 1919 году Тэффи эмигрировала. Отъезд произошел… случайно. Гражданская война, разруха. Холодная, голодная Москва… И тут подвернулся некий «антрепренер Гуськин», предлагавший совершить короткую гастроль в теплый благословенный Киев. «Прощай, Москва милая. Ненадолго. Всего на месяц. Через месяц вернусь».

Но Тэффи уже никогда не вернулась в Россию. «Сейчас вернуться в Петербург трудно, поезжайте пока за границу», — посоветовали ей… «Бывают пьяные дни в истории народов. Их надо пережить, но жить в них невозможно», — писала Тэффи…

В пасхальную ночь 1919 года на корабле, который уносил Тэффи в Стамбул, пригрезилась ей младшая сестра: «Пришла маленькой девочкой, какой я больше всего любила ее, и встала около меня… Я узнаю только через 3 года, что в эту ночь за тысячу верст от меня, в Архангельске, умирала моя Лена…»

Недолгая остановка в Стамбуле — и Франция. Париж так и не стал для Тэффи второй родиной. Эмигранты, выехавшие из России «спасать» русскую культуру, оторвавшись от корней, не смогли ни спасти, ни возродить… даже говорить стали на уродливой смеси русского и французского. В дневниках Бунина приводятся слова Ходасевича, который ругал писателей за то, что они мало работают: «Только Тэффи и я трудимся, а остальные перепечатывают старые вещицы».

В 1930-е годы из-под пера Тэффи вышли наиболее сильные ее произведения. Княгиня Шаховская вспоминала, что Тэффи была единственной дамой литературного Парижа. Не потому, что была пишущей женщиной — писали и другие. Но она, «несколько суховатая и чрезвычайно умная», сохранила культуру.

Несколько счастливых лет

В Париже навалились болезни. Боли в левой руке от острого неврита были так сильны, что Тэффи не могла уснуть без морфия. Она не выходила из дома без лекарств. Ее мучили приступы удушья. При этом Надежда Александровна отлично умела делать вид, что у нее все в порядке, ничем не обременяя окружающих.

Надежда Александровна родилась 9 мая (26 апреля) 1872 года. Свое рождение в эту пору Тэффи считала знаменательным, объясняющим двойственность ее характера, на котором сказалась переменчивость петербургской весенней погоды, и утверждала, что именно поэтому у нее, как на фронтоне греческого театра, два лица: смеющееся и плачущее.

В 1935 году, получая новые французские документы, Надежда Александровна из шатенки стала блондинкой, а в графе «дата рождения», не мудрствуя лукаво, указала: «Апрель 1887 года». И ей поверили! Из письма к дочери 1947 года: «9 мая мне, молодой красавице, стукнуло 75 лет… О моем рождении не говорила никому… Если будут знать, сколько мне лет, никто не станет ни читать меня, ни со мной разговаривать. Мне дают maximum 60».

Уже на склоне лет все там же, в Париже, Тэффи познакомилась с Павлом Андреевичем Тикстоном. Оба были немолоды, у каждого в прошлом были семьи… В первом браке, давшем ей фамилию Бучинская и двух дочерей — Валерию и Елену, Надежда Александровна не была счастлива. Оказавшись в строгой католической польской семье, Тэффи не выдержала и сбежала, «чтобы выжить».

У нее было свое понимание религии: «Не все ли равно, кто является объектом любви! Бог в том, кто любит…» Они с Тикстоном решили, что не стоит возиться с оформлением всяких юридических бумаг… «Просто так» они подарили друг другу несколько счастливых лет.

«Я все чего-то живу»

Обернулась «двойная» дата рождения и «двойной» датой смерти. В 1943 году в американском «Новом журнале» появился некролог памяти Тэффи: «Мы знали, что Надежда Александровна Тэффи не сотрудничала с оккупационными властями и, значит, жила в голоде и холоде… Между тем здоровье Надежды Александровны не восстановилось после тяжкой болезни (воспаление нервов кожи), которой она страдала еще до войны».

Автор некролога М. О. Цетлин, покинувший Париж с приходом немецких войск, поторопился. Судьба отмерила Тэффи еще девять лет жизни. Мучительных лет. «Жаба загрызла мое сердце, — писала она своему знакомому А. Седых в Нью-Йорк. — По всем понятиям: по возрасту (я старше, чем вы думаете), по болезни неизлечимой я непременно должна скоро умереть. Но я никогда не делала того, что должна. Вот и живу.

Но, честно говоря, надоело… Все мои сверстники умирают, а я все чего-то живу. Словно сижу на приеме у дантиста. Он вызывает пациентов, явно путая очереди, и мне неловко сказать и сижу, усталая и злая…»

«Дантист» призвал к себе Надежду Александровну 6 октября 1952 года, в 15 часов 56 минут. Хоронили Тэффи в ясный солнечный день. На груди у нее была иконка преподобного Серафима и деревянный крестик из Соловецкого монастыря… У могилы читали ее стихи:

Он ночью приплывет на черных парусах,
Серебряный корабль с пурпурною каймою…
…Но люди не поймут, что он уплыл со мною,
И скажут: «Вот она сегодня умерла…»

Надежда Тюрикова