Смерть живого вождя. Почему Сталина похоронили за два дня до его кончины

Понятно, что обо всех принятых изменениях в кадровой политике высшего руководства страны было объявлено лишь после смерти вождя. По крайней мере, центральные газеты о свершившемся факте сообщили только 7 марта. И как водится, все новые назначения были задуманы и воплощены в жизнь «по воле трудящихся».

«Утвердить!»

Это собрание в узком кругу имело свое продолжение. Следовало как-то легитимизировать принятые верхушкой партийной элиты решения. И вот уже 5 марта, опять же при живом еще Сталине, было созвано совместное расширенное заседание Пленума Центрального Комитета, Совета министров и Президиума Верховного Совета СССР.

Открыл его лучший друг физиков-атомщиков и верный соратник генсека Лаврентий Берия, который в первых же фразах предложил избрать на должность предсовмина (вместо «допускавшего перебои в управлении страной» Сталина) верного ленинца и убежденного коммуниста Георгия Маленкова.

Надо заметить, что практически все собрания и заседания того времени проходили под неизменный аккомпанемент так называемых клакеров — массовки, в чью задачу входили «правильные» выкрики и «одобрямсы» из зала.

Вот и на расширенном заседании после предложения товарища Берии тут же раздались радостные возгласы с мест: «Правильно! Утвердить!»

А далее все шло уже по накатанному сценарию: при таком же полном одобрении собравшихся себя Лаврентий Павлович назначил главой (простите, предложил утвердить в должности) самого силового ведомства — созданного по такому случаю объединенного министерства, в которое вошли МГБ и НКВД. Николай Булганин получил портфель министра обороны, а 1-м секретарем ЦК КПСС, вместо генсека Сталина, стал его будущий гробовщик Никита Сергеевич Хрущев.

Примечательно и то, что под вывеской перехода «от единоличного сталинского руководства» к руководству коллективному был распущен избранный на предыдущем Пленуме ЦК КПСС 16 октября 1952  года расширенный состав Президиума. Это было идеей самого Сталина — вывести «в люди» побольше молодых, энергичных и перспективных функционеров. Вождь словно предчувствовал беду и стремился подстраховать себя в случае чего поддержкой «свежих людей» во властных коридорах, обязанных именно ему своим карьерным взлетом.

Ирония судьбы, однако, состоит в том, что ни один из десятков выдвиженцев генсека палец о палец не ударил, чтобы противостоять циничному свержению «отца народов». Более того, все 250 с лишним человек, участвовавшие в расширенном совещании, единогласно проголосовали за предложения Берии и его ближайшего окружения. Кстати, в этот список входил и будущий генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев.

Несостоявшиеся преемники

Много раз товарищ Сталин, будучи уже серьезно больным человеком, поднимал перед своими соратниками вопрос об уходе на покой и назначении на высшие должности, которые занимал, «более молодых и достойных», как он выражался, лидеров партии и правительства.

Понятно, что подозрительный и мнительный вождь таким образом лишь проверял ближайшее окружение на лояльность и преданность, зорко присматриваясь к реакции товарищей, ничего не пропуская и не забывая отмечать настроение присутствующих: а ну как кто-нибудь из приближенных примет эти просьбы за чистую монету и всерьез включится в предлагаемую генсеком игру.

Со стопроцентной уверенностью можно было предположить, что таких горе-реформаторов, согласившихся отправить Генералиссимуса в отставку, ждало одно — скорая и безжалостная расправа. Последнюю такую попытку попросить отпустить его на пенсию Сталин предпринял прямо с трибуны того самого Пленума ЦК КПСС 16 октября 1952 года.

В тот раз на подобную реплику «хозяина» мгновенно отреагировал Георгий Маленков, с места выкрикнувший: «Ни в коем случае! Товарищ Сталин — единственный и достойнейший из тех, кто способен вести нашу страну и советский народ к победам коммунизма!», добавив к этим фразам еще несколько славословий в адрес вождя.

И это неудивительно: еще слишком свежи были в памяти события, следовавшие всякий раз за тем, как только находились потенциальные преемники генсека. Причем Иосиф Виссарионович частенько сам, словно подтрунивая над окружением, «проговаривался» об очередной кандидатуре партийного товарища, которого якобы хотел видеть в своем кресле.

Например, после войны вождь благоволил к 1-му секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) и одновременно председателю Верховного Совета СССР Андрею Жданову, который, как известно, так и умер в одночасье «кандидатом в генсеки» от сердечной болезни (по поводу которой долго еще ходили пересуды).

Потом пришла пора очередного хозяина Ленинграда Алексея Кузнецова, ставшего к тому времени уже секретарем ЦК КПСС. И его преемника — Петра Попкова, а с ним и председателя Госплана СССР Николая Вознесенского, которых Сталин открыто называл своими преемниками. Громом среди ясного неба грянуло «Ленинградское дело», на котором осудили и Кузнецова, и Вознесенского, и многих других питерских, попавших под раздачу, то есть под расстрел.

И в этой связи вполне оправданна реакция Георгия Маленкова на очередной демарш Сталина, попросившегося на покой, ведь тот в последние месяцы своей жизни не раз называл Георгия Максимилиановича в числе своих самых вероятных наследников.

Слишком удобный повод

Историки, врачи, сторонники теории заговора и все, кому не лень, до сих пор спорят о том, был ли генсек отравлен или умер естественной смертью. Как говорят в таких случаях, ищи, кому выгодно.

И действительно: слишком уж вовремя скончался вождь всех народов, так и не успевший ни оставить политического завещания, ни назвать конкретного преемника. Или же все-таки был человек, которого Сталин планировал настолько приблизить к себе, чтобы сделать если и не заменой самому себе, то хотя бы ближайшим сподвижником?

Нет смысла гадать на кофейной гуще, тем более что есть люди, способные приоткрыть завесу секретности и поведать о том, о чем им стало известно в силу своих служебных обязанностей. Например, бывший председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов в бытность свою работы на посту секретаря ЦК КПСС заведовал в нем Общим отделом. В  силу своего положения он имел непосредственный доступ к так называемой «Особой папке».

Так вот, Анатолий Иванович на основании известных ему из секретных источников фактов утверждал, что кандидатура Пономаренко на роль преемника была вполне реальной. Более того, Сталин сам еще в конце февраля распорядился подготовить соответствующий документ о назначении Пантелеймона Кондратьевича на должность председателя Совета министров СССР (то есть на пост, который он сам занимал в то время), настаивая на своем скором уходе.

Впрочем, никого такой «самоотвод» не мог ввести в заблуждение. Тем более что на пресловутом Пленуме  ЦК 1952 года вождь уже обрушился с нешуточной критикой на самых ближайших своих сподвижников — Анастаса Микояна и Клима Ворошилова.

Означать это могло только одно: грядет очередная и, скорее всего, грандиозная кадровая чистка высших партийных и государственных чиновников с последующими оргвыводами и, соответственно, неизменными репрессиями.

Проект документа об этом и других кадровых назначениях должен был быть рассмотрен уже 2 марта на заседании Президиума ЦК КПСС. Этого старая гвардия допустить никак не могла.

А посему, как только была подготовлена бумага, решила действовать без промедления. В этой связи не лишним будет вспомнить о дне, которым были датированы первые сообщения о недомогании генерального секретаря, — 1 марта 1953  года. Не правда ли, слишком подозрительным выглядит все это в свете вышеперечисленных обстоятельств?

Кстати, заседание Бюро Президиума ЦК все-таки состоялось, как и было запланировано, только не 2-го, а 3-го числа. И решения его, как мы уже знаем, были не в пользу занемогшего товарища Сталина, а против него.

Но главное — поражает стремительность, с которой уже 5 марта, на том самом расширенном заседании, была решена судьба вождя: в течение всего 25 минут он, еще живой к тому времени, был смещен со всех своих постов. Причем единогласно! А  это уже попахивало государственным переворотом!

«Кукурузник» против «Партизана»

Остается добавить, что в дальнейшем проект сталинского постановления относительно судьбы Пономаренко, по словам Анатолия Лукьянова, таинственным образом исчез из «Особой папки», как будто его и не было.

Из исторических источников хорошо известно о том, что подобные чистки особо секретных документов устраивал в свое время не только товарищ Сталин, но и Хрущев, который в бытность свою руководителем государства как мог уничтожал все бумаги, связанные с его руководящей ролью в организации и проведении репрессий на Украине, где он с 1938 по 1949 год (с небольшим перерывом) был 1-м секретарем ЦК КП.

Что немаловажно, факт подобных чисток уверенно подтверждает генерал-майор КГБ Михаил Степанович Докучаев, разведчик и впоследствии один из руководителей 9-го управления (охрана первых лиц государства).

Допуская, что даже если вождь и не собирался с привлечением Пономаренко в высшую власть устраивать очередную волну репрессий, Никита Сергеевич и компания (Маленков и Берия) прекрасно понимали, что Пантелеймон Кондратьевич — это чужак. И пускать дело на самотек, надеясь на то, что после смерти «хозяина» Пономаренко не выкинет какой-нибудь финт, старая гвардия не решилась.

Тем более что репутация этого коммуниста говорила сама за себя: бывший 1-й секретарь ЦК  КП Белоруссии и действующий к тому времени заместитель предсовмина СССР и секретарь ЦК был, между прочим, еще и руководителем партизанского движения во время Великой Отечественной войны. А  чего ждать от главного партизана страны, никто во вновь созданном высшем руководстве не знал и знать не хотел: скрытности и решительности, когда это касалось конкретного дела, Пантелеймона Кондратьевича учить не нужно было.

Поэтому ситуацию просто спустили на тормозах, назначив Пономаренко сначала на ничего не решающую должность министра культуры, а затем и вовсе «спихнули» в послы, отправив на дипломатическую работу — подальше от греха и от Кремля.

Тайна аптечки вождя

Общеизвестно, что, несмотря на то что в течение войны и в послевоенное время Сталин пережил не один инсульт, он оставался человеком вполне здоровым и крепким. Отчасти этому способствовала… его подозрительность. Чего уж тут греха таить, вождь постоянно опасался за свою жизнь и из опасения отравления не просто отказывался принимать выписанные ему светилами медицины лекарственные препараты, но и пищу пробовал только после многократной ее проверки соответствующими службами.

То, что Сталин никогда не пользовался лекарствами из официально предназначенной для него аптечки, — факт, документально подтвержденный многими свидетельствами его приближенных и охранников. Боясь подмены таблеток отравляющими препаратами, он поступал просто: посылал за ними в ближайшую аптеку свою домработницу Валентину Истомину.

Но и на старуху, как говорится, бывает проруха: видимо, в еду или питье вождя кому-то все-таки удалось подсунуть яд, приведший к его медленной, но неизбежной смерти. Как же это произошло на самом деле — до сих пор остается тайной за семью печатями.

Виталий Карюков