От королевы до вампира и росомахи: что сгубило жизнь музы художника Мунка
Дагни Юль изображена на полотнах «Мадонна» и «Ревность».
Дагни Юль
Писательница, пианистка, племянница премьер-министра Норвегии, которую одновременно называли мадонной и гетерой… В историю же эта рыжеволосая красавица, по которой вздыхали многие мужчины, вошла как возлюбленная великого норвежского художника Эдварда Мунка. Ее звали Дагни Юль.
У порочного круга
Почтенный доктор Юль вечерами читал своим дочерям Евангелие и просил их исполнять христианские гимны. Средняя Дагни же больше любила играть на фортепьяно. После окончания частной школы она стала грезить о карьере пианистки.
Право жить самостоятельно Дагни отвоевала у родителей к 23 годам и сразу же уехала в Осло. В норвежской столице ее ждала тусовка богемы, где с недавнего времени вращался друг ее детства Эдвард Мунк. Их отцы-медики были добрыми приятелями. Дагни оказалась в своей среде.
Вполне ощущая себя эмансипированной дамой, она получала удовольствие от участия в демаршах против ущемления в правах женщин, в защиту разводов и свободных отношений… Как того и хотела, Дагни стала пианисткой. Кроме того, она пробовала себя в литературе.
И с удовольствием позировала Мунку.
Когда друзья пообещали художнику организовать в Берлине его персональную выставку, Дагни поехала за ним. Парочка стала часто бывать в кабаке «Черный поросенок». Вообще-то там собиралось мужское общество, но для знающей себе цену красавицы Дагни сделали исключение. Здесь наравне с мужчинами она вступала в жаркие споры, много курила и то и дело потягивала из бокала вино.
Именно с «Поросенка» начались все страдания Дагни. Иначе и не скажешь про те слишком запутанные отношения, которые были у красавицы с постоянными посетителями этого заведения: всем этим мужчинам — и польскому писателю Станиславу Пшибышевскому, и шведскому публицисту Августу Стриндбергу, и датскому стихотворцу Хольгеру Драхману — она вскружила голову.
Дагни понимала, в чем ее сила… Ее холодная северная красота и загадочность привлекали мужчин. Они действовали на них подобно магии так, что повреждался рассудок. Ей очень льстило, что она единственная из женщин принята в мужской круг, где ее прозвали Аспазией, древнегреческой гетерой…
И Дагни не ленилась соответствовать этому образу: смело рассуждала о свободной любви, поддерживала беседы о магических ритуалах и алхимии. Все ее поклонники были как на подбор: истеричные, многословные, устраивающие сцены, во время которых нещадно билась посуда…
От них можно было ожидать чего угодно: нервных срывов, подлых поступков, измен. Ей бы вырваться из этого порочного круга… Но нет. Безумцам, пусть и гениальным, Дагни начала подражать. В вихре страстей, бесконечной ревности, алкогольных опьянениях она искала свое вдохновение.
«Царила заметнее, чем королева»: как модель стала «первой скрипкой» Монпарнаса
Из королевы в росомаху
Рассказы, которые писала Дагни, выходили скучными и блеклыми… Один Пшибышевский тратил свое личное время на ее наивные опусы, перечеркивал предложения, приписывал тут же свои… Дагни радовалась: ее творения обретали краски. При этом Станислав нежно шептал ей: «Королева». Он уверял, что свою будущую славу он посвятит ей.
По этому поводу у нее не было сомнений. «Формирующийся гений европейской литературы» — так о Пшибышевском отзывались уже в начале его творческого пути. Вскоре Дагни стала его женой. Все ее обожатели предались унынию. Этот брак был очень странным: женщины продолжали виснуть на писателе, а он и не думал этому сопротивляться.
Для Мунка известие о замужестве Дагни стало полным отчаянием. На его полотнах она была то невинной девой, то вампиром… Кажется, она так и осталась для него загадкой. Вскоре после ее свадьбы Мунк позвал Дагни к себе в студию. При виде бутылок дорогого шампанского в бедном жилище Мунка ее сердце трепетало: он любит ее?!
Мунк увлеченно водил углем по бумаге, выводя силуэт обнаженной Дагни. Он любовался ее красотой… Пшибышевский, узнав об этом художественном сеансе, оскорбился и вызвал Эдварда на дуэль. Станислав уверял, что стрелял…
Существует литературная версия жизни красавицы Дагни, которую создал писатель Юрий Нагибин. Так вот в ней ее муж не стал убивать великого мастера, но прострелил ему руку, тем самым уничтожив Мунка-художника. Такая жестокая и низкая месть…
Каких-либо подробностей о реальной дуэли между Мунком и Пшибышевским не известно.
Правда, рука у художника была действительно повреждена. Это произошло после того, как приятели надумали разыграть Эдварда, сообщив ему, будто Дагни погибла. По их замыслу,
Мунк должен был начать горевать, а Дагни бы неожиданно воскресла…
Все это — так думали друзья — должно было стать вдохновением для художника. Но Мунк злую шутку не оценил. В результате ссоры художник травмировал руку и остался без пальца левой руки, а позже попал в психлечебницу… Потрясение от потери возлюбленной оказалось слишком сильным для него.
Когда в семье Пшибышевских родился сын Зенон, нашлись те, кто пустил слух, что он от Мунка. Вскоре на свет появилась дочь Иви. Станислав выражал постоянное недовольство: детский оркестр мешал ему. Пшибышевские перебрались из Германии в Польшу. Писателя встречали там как бога… Дагни же в Кракове называли «немой» — она совсем не говорила по-польски.
Станислав начал крутить романы, тратить безумные суммы на многочисленных любовниц…
Его жена больше не королева, теперь он называл ее росомахой. Однажды, после очередной ссоры, хлопнув дверью, Пшибышевский так сильно прищемил палец малышки Иви, что потребовалась его ампутация.
Как-то утром за ним явились полицейские и увели из дома в наручниках. Его обвиняли в убийстве любовницы Марты Фердер, родившей ему троих (!) детей. Несчастная умерла от отравления газом. Правда, улик не нашли, и вскоре его выпустили.
Позже Пшибышевского обвинили в убийстве критика Новинского, неистового противника писателя. Был еще один арест, но за недостаточностью улик Пшибышевского снова отпустили.
Дагни Юль, портрет кисти Эдварда Мунка
В ловушке
Дагни была готова повторить судьбу несчастной Марты. Спасением для нее стала встреча со старым знакомым, давно смотревшим на нее влюбленными глазами. Сын нефтяного короля Владислав Эмерик был моложе Дагни. И умел красиво ухаживать. Роскошные подарки, дорогие рестораны…
Эмерик предложил Дагни развеять ее тоску в Тифлисе вместе с ним и ее сыном, дочка в то время жила у ее подруги. В «Гранд-отеле» Дагни настояла на двух номерах. В один из них она отправилась с сыном отдохнуть после дороги. Владиславу льстило, что женщина, по которой он давно сходил с ума, наконец-то его. Он обошел всех ее знаменитых почитателей…
Дагни же очень скоро почувствовала себя загнанной в ловушку. Беспомощная жертва — вот кто она. Эмерик домогался ее везде (в поезде, на набережной, в гостях), не давал одной ступить и шагу. Как-то утром она улучила момент и, полная отчаяния, написала Мунку.
«Милый Эдвард, у меня просьба: передай моей сестре свои картины, где изображена я: «Мадонну» и «Ревность». Она получит за них неплохие деньги. Ты всегда говорил: раз я вдохновила тебя на эти полотна, они по праву принадлежат мне. Видно, настало время этим воспользоваться… Я совсем без гроша…»
«Вы сегодня писали Мунку?» — ледяным тоном сказал Владислав. Они находились в номере. Письма на столике не было. Как он посмел распечатать конверт? К Мунку Эмерик чувствовал даже большее отвращение, чем к Пшибышевскому, наверное потому, что сам мечтал стать живописцем, но не смог.
Дагни ответила нервным голосом: «Презираемый вами Мунк ни за что не стал бы читать чужие письма!» И тут она заметила в руке своего воздыхателя… пистолет. Ей уже и раньше угрожали оружием и муж, и Стриндберг. Боже, как они все похожи!
«Клянитесь сейчас же на Библии, Дагни, что любите лишь меня!» — глухо сказал Эмерик. Ярость в его ледяных глазах — последнее, что она видела в этой жизни…
Наталья Рождественская