Мартынов, выстрел…: как Лермонтов по портретам узнал все, что случится с ним

Случилось это в 1839 году, когда село Красное, впоследствии давшее название Красносельской улице и станции метро, вошло в состав Москвы. В заброшенном домике поселились два человека. Старшему из них, Илье Васильевичу, было за 50, а младшему, Андрею Ивановичу, на вид лет 25. Окрестные жители частенько замечали новоселов среди болот и песчаных холмов: то ли травы какие-то собирали, то ли клад искали. И решили соседи: не к добру все это.

Действительно, через несколько месяцев исчез внезапно Илья Васильевич. Отправился, по обыкновению, бродить среди болот да так и не вернулся. И снова местный люд гадал с тревогой: что же творится в том доме на отшибе?..

А тут еще новая загадка: по ночам в окрестностях стала являться странная женщина. Она двигалась плавно и медленно, будто скользила по воде. И шло от нее свечение, такое же голубоватое, как от песчаных холмов. Откуда появлялась незнакомка и куда направлялась — неизвестно, однако люди связывали ее с таинственным домом и его обитателем…

А ведь в доме и в самом деле происходило нечто необыкновенное!

Как-то за окнами послышался крик кучера, и хозяин поспешно распахнул дверь.

— Никитин! Ты ли это? — с порога воскликнул приезжий.

— Я, брат… Я, — ответил Андрей Иванович. — А ты, Лермонтов, почти не изменился. Такой же, как в студенческие годы.

Гость улыбнулся:

— Сколько же мы не виделись?

Андрей Иванович задумался.

— Погоди… Ты покинул университет и уехал в Петербург. А я спустя полгода отправился странствовать по Руси.

Лермонтов насмешливо взглянул на приятеля:

— Что же ты искал?

— Сначала химией и медициной увлекся. Потом случайно познакомился с одним изобретателем-самоучкой из Архангельской губернии. Интереснейший, брат, человек! Столько изумительного и невероятного я от него услышал… Его механизмы трудно даже описать словами. Вообрази машину для полетов к звездам!

— К звездам? В этом что-то есть, — отметил Лермонтов.

Москва мистическая: призраки Мясницкой улицы и нехороший портрет в Третьяковке

Никитин продолжил:

— Или вот открыл он в древних письменах состав загадочной краски. Много лет работал над этим рецептом, что-то сам додумывал…

— В чем же чудодейство красок? Мой приятель под таким секретом рассказывал о твоих работах, что я не удержался и решил заказать портрет. Признайся, что за таинственность, Никитин?

— Нет, бог с тобой, — всплеснул руками живописец. — Я просто не хочу, чтобы мои картины попадались широкой публике. Начнутся расспросы, выяснения: что за состав красок, как изготовить… Вот по этому и пишу редко: ты — шестой заказчик.

— Так покажи наконец эти краски или свои работы! — нетерпеливо воскликнул гость.

Никитин кивнул:

— Пройдем…

Взглянув на картину, Лермонтов замер и едва слышно прошептал:

— Боже… Что это?..

Над кроватью, на бревенчатой стене, в полумраке висел портрет молодой красавицы в бальном платье. Изображение было объемным. Каждый мазок кисти излучал свет, не похожий ни на солнечный, ни на какой другой.

— Боже… — снова прошептал Лермонтов и схватил художника за руку. — Что это за чудесный свет? Дама жива! Она сейчас сойдет с полотна!..

— Я же говорил! — торжествующе заявил хозяин.

— Постой, — пробормотал ошеломленный поэт. — Молчи и слушай…

…Перенестись теперь прошу, сейчас
За мною в спальню: розовые шторы
Опущены, с трудом лишь может глаз
Следить ковра восточные узоры…
Рисуется младой, но строгий профиль…

Это о ней, той, что на портрете… Откуда же ты ее знаешь?

— Я виделся с нею всего лишь раз, — ответил Никитин. — Она приехала инкогнито. Не сказала, откуда знает о моих работах и кто рекомендовал. Я сделал ее портрет за один сеанс. Оставались какие-то мелкие доделки. Дама расплатилась и обещала быть на другой день.

Когда мы прощались, она вдруг как-то странно рассмеялась и сказала: «А впрочем, мы с вами уже не расстанемся до самой смерти…» Взглянула так, что я вздрогнул, и добавила: «Вашей смерти…» Больше я эту женщину не видел. Где ее искать — ума не приложу. Ни имени, ни фамилии, ни адреса…

— Твоя работа, твои краски, — медленно произнес Лермонтов. — Либо дар небес, либо ловушка дьявола… Но дело еще и в том, друг мой, что я однажды видел эту даму в Петербурге…

— Да кто же она?! — воскликнул художник.

— Раз она не захотела открывать имя, значит, и я этого не сделаю… Поверишь ли, какая странность: неделю назад я вдруг увидел во сне ее и тебя. Причем видел, как она душит тебя.

Автопортрет М.Ю.Лермонтова

Мастеру стало не по себе, но он попытался не подать вида и перевел разговор:

— Каких только совпадений не бывает… А что за стихи ты читал?

— Они появились тоже во сне… Чей-то голос надиктовал. Я даже не записал их… Забыл… А у тебя вдруг вспомнил… А знаешь, брат, если она вернется за портретом, скажи, что я его видел. И теперь направляюсь на Кавказ…

— Постой-ка! — перебил хозяин. — Напиши ей!.. Прямо здесь, на портрете, внизу… Моими красками. Есть у меня тончайшие кисти… Не знаю почему, но чувствую: так надо… — горячо убеждал Никитин.

Кисточка в руках поэта скользила по холсту без видимых усилий. Казалось, она подчинялась не ему, а выполняла чье-то высокое предначертание:

Когда ты спишь, о ангел мой земной,
И шибко бьется девственною кровью
Младая грудь под грезою ночной,
Знай, это я, склонившись к изголовью,
Любуюся — и говорю с тобой…

— Все! — Лермонтов отпрянул от картины. — Не могу больше! Она ослепляет… Кстати, почему ты забрался в такую глушь? Зловещее место. Неужто не мог снять квартиру в Москве?

— Понимаешь, здесь какая-то особая атмосфера: от песков, от болот, от камней… Моя картина должна еще некоторое время находиться тут и как следует пропитаться здешней атмосферой. Если этого не сделать, портреты заберут силу всего живого вокруг себя.

Лермонтов вдруг рассмеялся:

— Что же мы будем делать с моим портретом после всего этого?

Никитин растерянно взглянул на приятеля:

— Может, отложим пока?

Поэт тряхнул головой:

— Мне откладывать нельзя… Как бы не было поздно…

— Что поздно? — не понял художник.

— Все!.. Приступим! Я готов позировать… Там видно будет.

…Суетная московская жизнь, подготовка к отъезду. Поэт так и не успел забрать у Никитина свой портрет, но рассказы приятеля, видение незнакомки да и странный сон даже на Кавказе не давали ему покоя. И однажды вновь привиделось поэту. Окраина Москвы, проклятые пески, болото, одинокий дом… Прямо на полу корчится в муках Никитин. Он задыхается:

— Мишель, Мишель! Твой сон был вещий — она сгубила меня…

Два портрета видит Лермонтов: красавицы — на стене и свой собственный — на письменном столе художника. Яркие, светящиеся краски гаснут, тускнеют. Нет уже таинственного света — и в лице художника уже ни кровинки. Он мертв… Все пасмурнее на холстах. Вот уже не разобрать слов стихотворения. Уже не различить лиц. Серые холсты…

Лермонтов вдруг ясно увидел все, что случится с ним. И изменить уже ничего невозможно:

15 июля 1841 года…
Узкая горная дорога…
Мартынов…
Выстрел…
Смерть…
Бессмертие…

Вадим Бурлак