Победе 80! Алексей Ванин. Немцы ходили и добивали раненых. А я лежал и шептал: «Помоги, Господи!»

В этот ад мальчишка отправился добровольно, приписав себе в паспортном столе год
Прибежав с работы, Пелагея Ванина села и зарыдала: — Так и знала, что учудишь! Ну, куда ты?! Люди там пачками гибнут! — А я вернусь с победой и на белом коне! — залихватски заявил сын. Женщина с горечью махнула рукой. Громыхал 1942 год. Похоронки шли с фронта косяком. И вот на тебе! В этот ад мальчишка отправился добровольно, приписав себе в паспортном столе год.
В январе 41-го Леше Ванину исполнилось 16. Учиться дальше не хотелось. Мальчик забрал аттестат об окончании семи классов и устроился на шахту в родном Киселевске Кемеровской области разгружать уголь с платформ. — Год поработаю, потом поступлю куда-нибудь, — заверил родителей. Но в июне началась вой-на. Отца Захара Ванина на фронт не взяли из-за изувеченной правой руки. И тогда в военкомат кинулся Алеша: — Я готов идти! Здоров как бык! — Детей не берем, — последовал ответ. И так — в пяти комиссариатах подряд. — Это бесило, — рассказывал заслуженный артист России. —Стране грозит смертельная беда, а я в тылу сижу, прохлаждаюсь! В конце года поехал в Барнаул. Там в паспортном столе мой дядя Яша работал. Наврал ему: «Метрику потерял! Надо восстановить». — «Ну, ты же помнишь, когда родился?» — «А то!» И назвал другую дату, приписав себе год. Летом 42-го пришла повестка. Лешка радовался, а мама плакала. После месяца подготовки юношу определили в Сталинскую Сибирскую дивизию снайпером. — Стрелял отлично! С батей часто в лес ходили охотиться. Но то по дичи палить, а тут — по людям, — делился актер. — Убить человека — тяжело, пусть даже и врага. Отчетливо помню, как держал первого немца на прицеле — только курок спустить оставалось... Меня колотило всего! Но выстрелил-таки и попал. А тут второй вышел — и на этот раз рука уже не дрогнула. Война!.. Дивизию отправили на Калининский фронт в Подмосковье. — Прямо с поезда — и в бой! — продолжал Алексей Захарович (†87). — Как пошли колошматить фрицев! Они и покатились! Много мы этой сволочи побили. В ноябре под городом Белый в Тверской области Ванин был ранен. Попал в госпиталь. Там молодому человеку вручили медаль «За отвагу».
Долго разлеживаться не стал — попросился на выписку. На этот раз Лешу зачислили в пулеметный батальон. Воевал за Ворошиловград — теперь это Луганск — и Старобельск. Снова отличился. «В боях уничтожил 30 фашистов, кроме того, под беспрерывным огнем шел в атаку и гранатами забрасывал противника, продвигаясь вперед», — написано в наградном листе к ордену Красной Звезды. Но тогда же старшину опять ранили в битве под Лисичанском. — Мы форсировали реку Донец — и тут немец как попер! — вспоминал Алексей Ванин. — Наши отступили, а я в окопе остался, отстреливался. У меня бе-д-ро было пробито насквозь, рука разворочена, смотрю — уже жилы наружу. Разорвал рубашку, перевязал себя и пополз к проволочным заграждениям. Слышу: фашисты рядом! Страшно стало! Немцы ходили и добивали раненых. А я лежал и шептал: «Помоги, Господи!» Как фрицы меня не заметили, не знаю. И впрямь Всевышний помог! А жарища стояла страшная! От потери крови начались галлюцинации. Ползу, а мне кажется, что кто-то подает котелок с водой. Тяну к нему руку и... утыкаюсь в землю. Лишь к вечеру дополз до своих. После госпиталя сибиряка направили в артиллерийский полк. Там скоро узнали, что старшина хорошо рисует. И определили в дивизионную разведку. — И «языков» брал, и отмечал на карте, где минометные расчеты противника стоят, где проволочные заграждения, а где расположение орудий, — не скрывала звезда. — Два раза чуть не погиб. В первый — влетела мина в землянку, из которой только что вышел. Во второй — забрели отрядом разведки на минное поле, и опять Бог спас! Затем были бои за Польшу. — Однажды там в забавную ситуацию угодил, — улыбался Ванин. — На рассвете пошел на нейтральную полосу за яблоками. Залез на дерево — и вдруг слышу: на соседнем копошатся. Присмотрелся — елки зеленые, фриц! Тоже яблочками захотел полакомиться! Мы оба сначала испугались. Потом он мне пальцем погрозил. А я ему в ответ кулак показал. Затем слезли на землю оба и разбежались в разные стороны. Жить-то всем хочется! Под немецким Бреслау — ныне это Вроцлав в Польше — Алексей снова был ранен. Осколком пробило каску. С тех пор боец мучился головными болями. Что не помешало опять «выпроситься» из госпиталя раньше положенного срока, чтобы пойти громить врага дальше. Войну закончил в Праге. — Но меня не отпустили. Назначили заведующим Дома офицеров, — разводил руками Алексей Захарович. — Требовали, чтобы нарисовал весь президиум: Сталина, Калинина, Молотова... Однажды поехал в центр Праги за красками. А на обратном пути оказался в автобусе с американцами. Попросил закурить. Один протянул мне пачку. Я только хотел распаковать, а тот: «Ноу, ноу», — и отнял, думал, я куплю. Подобные товарно-денежные отношения нам были в диковинку. В другой раз американец, желая покрасоваться перед девушками, полез на меня с кулаками. Ну, я ему и врезал хорошенько! Повалился янки вверх ногами! Так что воспоминания у меня об этих товарищах не очень... А президиум я все же нарисовал! Но меня все равно не отпустили, а отправили в Одесское артиллерийское училище. Хорошо, там писарем был земляк. Он мне и сказал: «Слушай, есть же приказ Сталина демобилизовать имеющих три ранения!» И я, слава богу, в конце 45-го демобилизовался. И декабрьским утром постучался в дверь родного дома. Ванины открыли и обалдели: Алеша вернулся! На белом коне! Как и обещал! Взял его у друзей в пожарной части.