Альберт Филозов. Он, сын врага народа, был уверен: «Закончу дни на зоне!»

В 1933 году в Свердловск прибыла группа польской молодежи. Среди них — белокурый Леонид Филозов с голубыми, как небо, глазами. В СССР он нашел и новую жизнь, и любовь, и... быструю смерть!

Устроившись на кондитерскую фабрику, поляк влюбился в красавицу украинку Екатерину. — Семья мамы — из-под Мелитополя, — рассказывал Альберт Филозов. — Они были зажиточными крестьянами. Во время столыпинских реформ переехали в Сибирь и зажили еще богаче. Но в начале 30-х деду пригрозили: «Уезжай-ка, покуда жив, Кузьма Алексеевич! Все равно ведь раскулачим!» И семья, бросив все, перебралась в Свердловск. Леня и Катя поженились, но счастье их продлилось всего два года. В ноябре 1937-го Филозова увез «воронок». На следующий день чекисты объяснили зареванной Катерине: — Муж твой — недобитый шляхтич, враг народа! За что и расстрелян, как паршивая собака! — Мне тогда было четыре месяца, — вздыхал актер. — Поэтому об отце я больше ничего сказать не могу. Даже фотографий его нет — родные куда-то спрятали. Потом умер дед. И Екатерине пришлось трудиться на нескольких работах. — Была и киномехаником, и бухгалтером, и в музее дежурила, — вздыхал Альберт Леонидович. — Но жили мы все равно бедно. Воспитывала меня бабушка. Маму я почти не видел и звал ее Катей. Потому что воспринимал как старшую сестру. Только лет в 20 осознал, что это неправильно. Но слово «мама» произнести так и не смог. И когда Кати не стало, я испытал чудовищную боль, потому что дал этому человеку так мало нежности и любви! Альберту было четыре года, когда началась война. — Она запомнилась изнуряющим, непроходящим чувством голода, — рассказывал 78-летний народный артист России. — Если удавалось добыть хотя бы картофелину, это считалось невероятной удачей! Ее сосали, как сладкий леденец! Досыта я наелся хлебом лишь в 1947 году, когда отменили карточки. И не поверите! Почти до середины 70-х меня мучил панический страх: вот приду домой, а кушать нечего и купить негде... Альберт рос хлипким мальчиком, часто болел, за что получил прозвище «Мимозов». Однако шпана его уважала. — И то, что я был сыном «врага народа», никак не сказывалось, — признавался артист. — Ведь в то время Свердловск был полон ссыльными, отщепенцами, бандитами, беспринципным хулиганьем. Поэтому в школе к моему «происхождению» отнеслись спокойно. Рос я в «уркаганистой» атмосфере. Дружил с шушерой и сам был шушерой. Дрался, воровал, стоял на стреме и с придыханием слушал рассказы «блатных» о тюремной жизни и «романтике». Каждому пацану было ясно: рано или поздно он сядет. И я был тоже уверен: «Закончу дни на зоне!» Любимым развлечением было бить окна в новых каменных домах. Мальчишкам казалось: там живут богатые, которые едят досыта, одеваются не в отрепье и моются в горячей воде, которая течет прямо из крана! Зависть и чувство несправедливости вызывали злобу. Вечерами раздавалось: — Мимозов! Мы буржуев казнить! Ты идешь?! Конечно, он шел! И рано или поздно парнишку упекли бы на нары. Однако от этой незавидной участи мальчика спасла... литература. — Читать я научился лет в пять, — улыбался Альберт Леонидович. — И год от года мир книг затягивал все сильнее. Подростком, когда жизнь гопоты должна была окончательно засосать, я понял, что мне интереснее в библиотеке, чем на улице с дружками. Так Альберт отошел от приятелей, многие из которых потом погибли в поножовщине или отправились на зону. А самый близкий друг — карманник Витек — умер от гангрены. Убегая от милиции, прицепился к буферу трамвая. Каким-то образом ступня оказалась на рельсах... Врачи ногу не спасли — отрезали. Но ампутация не помогла. — Горький урок! — вздыхал актер. — Отрезвивший меня навсегда. В 16 лет Альберт пошел работать токарем на шарикоподшипниковый завод. — А другого выбора и не было! — разводил руками народный артист России — Я желоба в подшипниках делал. Станки были ужасные — руки у меня пестрели металлическими заусенцами. Боль страшная! И долго потом я еще вытаскивал из кожи эти железные занозы. Он думал, что проведет на заводе всю жизнь. Но вмешался Его Величество Случай. Летом 1955 года в Свердловск приехал на гастроли МХАТ. — Алька! — ворвался к Филозову друг. — Представляешь, они объявление повесили, что набирают студентов в свою школу-студию! Давай на прослушивание! Ты же можешь! Ты же в лицах всё из книг пересказываешь! Ну кто еще у нас артист, если не ты? Филозов почесал затылок, подумал и... — Махнул рукой: «А почему бы и нет?!» — смеялся Альберт Леонидович. — Пошел. Но никакого мандража перед комиссией не испытывал. Дескать, возьмут — хорошо. А не возьмут — ну и ладно! Может, поэтому легко прошел все три тура? А когда объявили: «Вы приняты!» — остолбенел. Господи, боже мой! Да ведь жизнь моя круто меняется! Я буду заниматься тем, что интересно! И не где-нибудь, а в Москве! И в страшном возбуждении кинулся собирать вещи.